Солнце медленно уходило за горизонт. Ещё немного и Самарканд будет полностью окутан ночным покровом.

«Пора ехать», — подумал Мехран и велел слугам принести самый роскошный халат и подать к входу парадные носилки. Он не любил излишеств, но сегодняшняя встреча требовала, чтобы он выглядел соответственно своему положению. Усевшись поудобнее на пуховых подушках, он стал снова размышлять о предстоящем событии. Пять дней назад к нему пришёл гонец от богатейшего купца Согдианы — Маниаха. Слуга долго кланялся, передавал наилучшие пожелания от своего хозяина. Наконец он сообщил, что его господин, почтенный Маниах, собирается устроить для своих друзей небольшой праздник по случаю недавнего возвращени из Рума [1] восемьдесят четвёртого каравана. Заметив на лице Мехрана недоверие, он, как бы невзначай, добавил:

— На праздник прибудут Рузбех Бухарский, а также почтенные Ферхад и Нестур.

Услышав это, Мехран, едва сдерживая изумление, спросил:

— А на какой день назначены торжества?

— Мой господин ожидает гостей в день Дей пад Адур [2] . Дабы уважаемые гости не страдали от жары, начать предполагается на закате.

— Передай своему господину, что я непременно и с большим удовольствием приду его поздравить.

Получив небольшое вознаграждение, слуга удалился.

«Маниах собирает богатейших людей Согдианы, — размышлял Мехран. — Зачем? Сказки про восемьдесят четвёртый караван явно предназначены для чужих ушей. Да у него, наверное, ещё года два назад число караванов перевалило за добрую сотню… Он устраивает встречу и очень не хочет раньше срока распространяться о её истинной цели. Видимо, ему есть что скрывать. Возможно, у него появились какие-то важные новости, которые касаются всех приглашённых, либо он решил затеять слишком грандиозное дело, о котором не должен узнать хайтальский [3] владыка… Впрочем, — сказал себе Мехран, — зачем гадать вслепую. Немного терпения, и Маниах сам всё или почти всё расскажет. А пока лучше всего просто полежать и отдохнуть… Последние дни выдались чересчур хлопотными».

Вскоре он уже был возле дома Маниаха. Точнее было бы назвать его не домом, а дворцом. Он занимал целый квартал в лучшей части Самарканда и был огорожен высоким каменным забором. Единственные ворота надёжно охранялись в любое время суток десятком могучих стражников из личной дружины Маниаха. Перед дворцом был разбит огромный сад, внутри которого были выкопаны четыре больших пруда. Деревья в саду причудливо срослись своими кронами и образовали живой навес, благодаря чему даже в самые жаркие дни в саду можно было укрываться от зноя. Мехран часто бывал в этом доме и стража пропустила его без каких-либо вопросов. Из дома сразу же выбежали слуги. Они помогли Мехрану выйти из носилок и провели его в большой парадный зал. В зале уже сидел сам Маниах и вел тихую беседу с Ферхадом. В другом конце зала сидел Нестур из Чача [4] , торговец знаменитыми на весь мир чачийскими луками. Закусыва какой-то изысканной снедью, он любовался танцем, который для него исполняли семь индийских танцовщиц.

— Да осенит Йездан своей благодатью сей дом и всех вас, почтеннейшие, — поприветствовал присутствующих Мехран. Маниах кивнул ему в ответ и, не прерывая беседы с Ферхадом, рукой дал знак располагаться поудобнее, где душе угодно. Не желая скучать в одиночестве, Мехран подсел к Нестуру.

— О чём это они там секретничают? — кивнул Мехран в сторону нервно размахивающего руками Ферхада, который что-то возбуждённо рассказывал Маниаху.

— А ты ещё ничего не знаешь? — удивился Нестур. — Он недавно здорово прогорел.

— Представляю себе прогоревшего Ферхада. Видимо он получил на один дирхем не сто динаров, как ожидал, а всего девяносто девять. И теперь всем жалуется на ужасную бедность. Подать ему на хлеб что ли.

— Нет, с сумой ему идти ещё рано, но в лужу он сел основательно. Помнишь, пришло известие, что румийский кейсер снизил пошлины на хиндское железо с восьмой доли до десятой. Воспользовавшись моментом, Ферхад снарядил в Рум большой караван. В это время один мелкий лавочник уговорил свою братию скинуться, снарядить свой караван и обойти Ферхада. Все ведь знают, что он не пропускает на своём пути ни одного караван-сарая. Пока Ферхад наслаждался отдыхом в Рее, эта мелюзга его обогнала и первой достигла Рума. Говорят, что Ферхад узнал об этом только в Нисибине. Как уж он не гнал своих коней, а все равно опоздал. Когда он достиг Рума, то все самые выгодные заказы были уже заняты этими торговцами. В итоге он не смог даже покрыть расходы на дорогу.

— Он, что, не мог послать срочного гонца, поднять румийскую стражу и обвинить этих купчиков в воровстве. Пока суд да дело, их груз будет арестован. А выиграв тем самым время, можно было бы заплатить и судебные издержки, и небольшие отступные дл этих лавочников. Что бы впредь другим было неповадно перебивать торговлю достойных людей.

— Не знаю, видимо он слишком долго предавалс наслаждениям и потерял разум.

— И что ему говорит Маниах?

— А что на это можно сказать. Сегодня ты удачлив и весел, а завтра тебя одолевают несчастья и беды. Вообще-то Ферхаду давно пора уяснить, что дело, особенно такое как у него, должно быть на первом месте, а всем развлечениям надо предаваться после возвращения. Кстати, а ты не знаешь, зачем мы здесь собрались?

— Праздновать возвращение восемьдесят четвёртого каравана. По крайней мере, так мне сказал Маниах, — пытаясь сделать серьёзное лицо, ответил Мехран.

— Не говори глупостей, Мехран, — засмеялся Нестур. — Если этот старый лис пригласил сюда Рузбеха, то дело явно нечисто.

О вражде Маниаха и Рузбеха Бухарского говорили очень давно, и все — кому не лень. Правда, реальных свидетельств этой вражды никто никогда не видел. Все крупные сделки с шёлком они почти всегда проводили вместе. Совместными усилиями они организовывали и охраняли свои караваны, одалживали друг другу деньги, причём без расписок и залогов, защищали друг друга в судах, если таковые случались. Вместе с тем народ на рынках усиленно твердил об их непримиримой неприязни друг к другу. Каждый месяц рождался слух о том, что якобы Рузбех продал Маниаху гнилые шёлковые ткани по тройной цене, или Маниах руками степных разбойников ограбил караван Рузбеха. Говорили, что только очень большие деньги заставляют их оставаться терпимыми друг к другу. Ходили слухи даже, что часть мелких лавочников в Бухаре платили дань Маниаху для того, чтобы тот защищал их от Рузбеха, а другая часть платила дань Рузбеху, чтобы тот защищал их от Маниаха. Впрочем, в данной ситуации подобные сплетни были только на руку им обоим.

— Ты чего-то боишься? — спросил Мехран.

— Я, как тебе хорошо известно, не боюсь никого и ничего. Я просто не знаю, для чего мы здесь собрались и это мен тревожит. Сам посуди. Маниах и Рузбех — первые люди в торговле шёлком, ты — второй по богатству купец в Самарканде. Ферхад — это тоже не самый последний человек среди торговцев Согдианы. Через меня проходит вся торговля чачийскими луками и немалая часть оружия и доспехов. Наконец, все собравшиеся здесь люди — это купцы в пятом или шестом поколении. Или здесь пахнет очень большим золотом, или я ничего не понимаю в этой жизни.

— С тобой трудно не согласиться, Нестур. Впрочем, я полагаю, что ничего страшного здесь не произойдёт. Скорее всего, Маниаху понадобилась крупная сумма денег и он хочет получить её от нас.

— Ты полагаешь, что он решил скупить весь шёлк Поднебесной империи [5] ?

— Я не любитель пустых гаданий, — с напускным равнодушием ответил Мехран и обратил свой взор на танцовщиц.

Заметив, что господа обратили на них внимание, они начали стремительную, зажигательную круговую пляску. Спокойна и немного грустная до этого музыка сменилась весёлой, искромётной. Девушки попеременно вбегали в центр круга и каждая стремилась заворожить гостей стройностью своего стана, невероятной гибкостью, зачаровывающей плавностью движений и ослепительной красотой. От подобного зрелища буквально шла кругом голова. Внезапно пляска остановилась. В круг вбежала ещё одна красавица. Подыгрыва себе на чанге [6] , она запела песню. Остальные танцовщицы продолжили теперь уже спокойный и неторопливый танец, плавно покачиваясь в такт песне. Чистым и высоким голосом девушка пела песню о красивом и мужественном купце, который собрал в дорогу богатый караван и отправился в дальние страны. Она восхищалась обилием, красотой и богатством товаров. Восхваляла доблесть и силу воинов, которые сопровождают купца в нелёгком пути. Труден путь каравана. Приходится идти через знойные пустыни, преодолевать высокие горы, пробираться через дремучие леса, переплывать стремительные реки. В дороге необходимо постоянно боротьс со стихиями: солнцем, ветром, дождём, снегом и морозом. Дикие звери и страшные чудовища подстерегают в пути. Страшные разбойники нападают на караван с целью наживы. Но надёжная и верная охрана легко обращает их в бегство. Вот и достигнута цель путешествия. Удачно торгуетс купец! Дорого продаёт свой товар и дёшево покупает чужой. Снова предстоит тяжёлая, полная лишений дорога. Но путь домой всегда короче. Вот уже ласковые жёны с радостью встречают купца, вернувшегося домой. Каждой из них он привёз заморские подарки и богатые наряды и украшения. Радость жён поистине безмерна и они щедро дарят купцу свою любовь, ласку и нежность. Но недолго длится счастье. Скоро снова в путь. Удачи тебе, отважный купец!

Зачарованные пением Мехран и Нестур, не заметили, как в зал вошёл Рузбех Бухарский. Увидев, что все гости собрались, Маниах закончил беседу с Ферхадом и дал знак слугам накрывать на стол. Гостям были поданы самые изысканные яства, диковинные фрукты и дорогое вино. После этого слуги исчезли и купцы остались одни. К великому сожалению Нестура прекрасная певунья также убежала, одарив его напоследок милой улыбкой.

В зале воцарилась довольно напряжённая обстановка. Гости понемногу пробовали еду, пили изумительное по вкусу вино, о чём-то между собой переговаривались, но всё время кидали нервные взгляды на хозяина. Все ждали, когда же он расскажет им об истинной  цели этой встречи.

Наконец Маниах понял, что дальше тянуть с объяснениями не стоит:

— Да коснётся всех вас, уважаемые, благодать Йездана! Да хранит он вас и ваши семьи. Все мы в его власти и всё по воле его свершается. Вы уже слышали о том, что Йездану было угодно, чтобы на днях вернулся из Рума мой восемьдесят четвёртый караван. Святое число, господа. Я бы закоснел в своих грехах, если бы не стал праздновать это событие. Разве можно было не разделить эту радость с почтеннейшими людьми Согдианы. Будет на то ещё воля Йездана, когда-нибудь я ещё раз проведу такое же число караванов. Надеюсь, что и вас посетит такая удача. — Ехидная улыбка не сходила с лица Маниаха.

«Долго он ещё будет морочить нам головы, — подумал Мехран. — Пора бы и к делу перейти». Словно угадав его мысли, Маниах продолжил:

— Я бесконечно рад, что вы пришли меня поздравить. Но я не люблю оставаться в долгу и взамен хочу предложить вам некоторые новости из дворца хайтальского правителя.

Присутствующие молча переглянулись. Никто не знал, откуда Маниах получает самые тайные сведения. Его связи во дворце Гатфара были для всех самой большой загадкой. Правда, все известия, которые сообщал Маниах, всегда оказывались абсолютно точными. Зачастую именно это помогало ему побеждать своих соперников.

— Должен вас предупредить, уважаемые, что всё услышанное здесь должно остаться тайной. Раньше времени об этом не следует никому знать.

— За кого ты нас принимаешь! — возмутился Ферхад. — За мелких лавочников что ли? Хватит уже ходить вокруг да около…

— Не горячись, Ферхад! — перебил его Маниах. — Я только хотел сказать, что нынешний разговор будет довольно необычным и достаточно опасным. Поэтому я ещё раз напоминаю вам о необходимости хранить тайну, даже если вы будете против моих соображений.

— Не беспокойся, мы будем молчать в любом случае.

— Я очень рад, друзья. Ну так вот, все вы, наверное, помните, что тридцать лет назад великий Хушнаваз, отец нашего доблестного правител Гатфара, совершил не совсем удачный поход в Хиндскую землю [7] .

Присутствующие рассмеялись.

«Да, — подумал Мехран, — после того разгрома, который учинил Хушнавазу правитель Хинда, Хайтал долго не мог прийти в себя. Почти половину всей дани, которую платил Иран, пришлось отдавать в Хинд».

— Так вот, — продолжил Маниах, — наш доблестный правитель Гатфар, да продлит Йездан его годы, решил отомстить за поруганную честь отца и организовать новый поход в Хиндскую землю. Война, уважаемые, — дело весьма дорогое, к тому же весьма опасное. Поэтому Гатфар, чтобы снискать удачу от Йездана, решил освятить свои приготовления счастливым числом «семь». Вскоре выйдет указ о том, что для блага державы пошлина с торговых людей увеличивается с восьмой доли до седьмой. — Вымолвив эту фразу, Маниах стал внимательно смотреть на гостей, оценивая их реакцию на эту новость.

— Да что же это такое делается! — вскочил с места Ферхад. — Мы уже при этих пошлинах едва сводим концы с концами. Это же грабёж — брать седьмую долю! Кто теперь будет в Согдиане торговать! Румийский кейсер [8] жаден не меньше хайтальского правителя, но даже он снизил свои поборы для процветания торговли в Руме. А этот сам скоро утонет в роскоши, а всё ему мало!

— Не надо так громко шуметь, Ферхад, — остановил его Рузбех. — Мы хорошо знаем, что у тебя недавно случились неприятности. У всех бывает. От превратностей небосвода ещё никому не удавалось уйти. Всё же ты ещё не настолько обеднел, чтобы идти с сумой по миру. Война — это, разумеется, новые поборы. Я бы на месте Гатфара с удовольствием освятил бы пошлины счастливым числом «двенадцать», но пока владыка он, а не я. И с этим надо мириться. Однако не следует забывать, что для некоторых людей война — это ещё и чрезвычайно выгодное дело. Ведь войско надо одеть, накормить, вооружить, посадить на коней, создать запасы еды и воды на весь поход. Вряд ли дастуры [9] владыки будут бегать за этим по лавочкам мелких купчиков. Они придут к нам, чтобы сразу купить всё. Это и быстрее и дешевле. А последнее обстоятельство играет для хайтальской казны немалую роль. Ходят упорные слухи, что там давно гуляет ветер. Поэтому, я полагаю, что все мы останемся если не с хорошим наваром, то уж точно при своём интересе. Скорее всего, почтенный Маниах знает что-то ещё о планах Гатфара.

— Ты прав, уважаемый Рузбех. Если бы речь шла о таких пустяках, как война и налоги, то я бы не стал заставлять вас пускаться в дорогу. Скорее наоборот, — ехидно ухмыльнулся Маниах, — я бы держал эту новость от всех в большом секрете, дабы самому сорвать на этом деле солидную прибыль. А что до налогов, то мой прадед утверждал, что до тех пор, пока правитель не стал брать больше одной третьей доли, торговля вполне может жить. Разумеется, она не будет столь выгодна, но и не даст оснований жаловаться на бедность. Самая неприятная новость заключается в том, каким образом Гатфар собирается изыскать средства на войну.

— И что же он придумал? — чувствуя неладное, спросил Нестур.

— Наш Гатфар, как известно, не настолько богат умом, чтобы самому что-то придумать. Как всегда за него это сделал Первый дастур Катульф.

— Да уж, от этой лисы ещё никто и никогда ничего хорошего не видел, — мрачно заметил Рузбех.

— Да, но всё что он делал раньше — это детские шалости. Нынче же, похоже, в него вселился сам Ахриман. На совете, когда обсуждалась идея хиндского похода, сразу встал вопрос о деньгах. Ты верно заметил, Рузбех, что в хайтальской казне давно гуляет ветер. Однако проклятый Катульф заявил следующее: «Государь, — сказал он, — ты всегда был щедрым покровителем своих подданных, ты всегда оберегал их от врагов, ты денно и нощно пёкся о благе своего народа. Твои труды не прошли даром. Мы видим, как много почтенных людей достигли под твоей рукой хорошего достатка. Некоторые из них, как говорит молва, даже превзошли в богатстве тебя. Но тебе незнакома зависть, ибо благо подданных — это и твоё благо. Однако достойные мужи должны отвечать своему повелителю достойной благодарностью». Как и всякий недалёкий человек, Гатфар легко купился на эту лесть и согласился с предложением нечестивого Катульфа.

— А в чём нынче заключается достойная благодарность? — спросил Ферхад. Было видно, что он уже обо всём догадался и едва сдерживает себя от гнева.

— Катульф представил список людей, которые якобы готовы за свой счет подготовить к походу пятнадцать тысяч воинов. Думаю, вы хорошо понимаете, кто возглавляет этот список…

Если бы в этот момент ударила молния, прогремел гром или же пришла в волнение земля, уничтожая все постройки, то это не произвело бы на собравшихся такого впечатления, как это известие. Ферхад вскочил с места, стал размахивать руками и осыпать проклятиями всё на свете, Нестур схватился за голову и был не в силах вымолвить ни слова. Всегда спокойный и рассудительный Рузбех залпом осушил чашу вина и швырнул её в угол. Да и сам Маниах уже не улыбался.

— Разумеется, — продолжил он, когда улеглись первые страсти и эмоции, — Гатфар не собирается отнимать у нас деньги просто так. Ведь не к лицу такому достойному правителю заниматьс обыкновенным разбоем. Во-первых, что подумают в соседних державах о наших порядках, а во-вторых, это чревато полным прекращением торговли в Согдиане. Поэтому чисто внешне это будет выглядеть, словно мы с вами просто даём ему деньги взаймы. А в качестве возврата денег нам обещают солидную долю в добыче, которая будет захвачена в Хинде.

— Не убивши льва, нельзя делить его шкуру. Лев этого не любит!

— Зачем мне эта добыча, когда я торговли получаю гораздо больше, если меня не грабить!

— Если он и поделится, то разве что копытами дохлых коней или ослиными шкурами. Чтобы нам стало ясно, что мы — ослы!

— Это всё так, уважаемые, — прервал гостей Маниах, — но решение Гатфара уже записано в Книге великих изречений владыки, а указ об этом уже готовится в хайтальском диване.

— Бежать отсюда надо! — закричал Ферхад. — Пока еще не поздно.

— Уже поздно. Катульф не настолько глуп, чтобы позволить тебе унести деньги, которые он уже решил считать своими. Да и куда ты собираешься бежать? Думаешь иранские, хиндские или румийские купцы будут тебе рады?

— Прикончить надо этого Катульфа. — поднял, наконец, голову Нестур. — Нет у нас другого выхода.

— А вот это совсем не выход, — заметил Рузбех. — Во-первых, все сразу поймут, кто стоит за этим убийством, а во-вторых, вместо него придёт новый Катульф. А кто поручится, что он будет лучше. Этот хотя бы ослиные шкуры обещает, а новый с тебя последнюю шкуру может снять.

— Нет, почтенные, смерть Катульфа или самого Гатфара ничего не решит, — голос Маниаха стал тихим, но очень твёрдым. — Всё дело в самом Хайтальском царстве. Они пришли к нам со своих гор как завоеватели и живут за счёт ограбления своих подданных и своих соседей. Если бы не иранская дань, то нас всех уже давно пустили бы по миру. Они не дают дехканам пахать землю, ремесленникам мастерить, а купцам торговать. Они держатся здесь только на копьях, которые мы им покорно оплачиваем. Избавляться надо не от Катульфа или Гатфара, а от всего хайтальского господства. Пусть убираются обратно в свои горы!

До сих пор весь разговор можно было расценить, как ворчание вечно чем-то недовольных поданных. Поругивать власть за налоги было в порядке вещей везде и во все времена. Но последн фраза Маниаха слишком резко изменила тему. В заде повисла тишина. Гости сразу как-то внутренне напряглись и стали пристально смотреть Маниаху в лицо. Что значат его слова? Провокация, проверка на благонадёжность или заговор? За такие речи в Хайтале сразу рубили головы, а расставатьс с этой частью тела ни у кого из присутствующих желания не было.

— Говори прямо, Маниах, что ты хочешь сделать и что ты хочешь от нас? — вымолвил, наконец, Мехран. — Мне моя голова ещё не надоела.

— Я бы тоже скорее согласился стать нищим, чем мёртвым.

— Если это шутка, то можешь шутить сам с собой. Я ничего не видел и ничего не слышал!

— Какими силами ты хочешь бороться с армией хайтальцев? — прямо спросил Рузбех, не тратя время на ненужные эмоции. — Ты полагаешь, что наши дехкане с мотыгами смогут драться с этими головорезами. Да они не в состоянии даже смотреть на них без содрогания. Один хайталец без труда одной плёткой разгонит целую сотню этого сброда. Даже если ты присоединишь к ним свою дружину и все наши отряды, это всё равно не поможет. Слишком уж неравны силы.

— Если ты собрался купить наёмников, — перебил Рузбеха Нестур, — то это — тоже не выход. Во-первых, это дорого. Наёмники хорошо воюют только за хорошие деньги. А во-вторых, с ними если начал вести войну, то будешь вынужден воевать постоянно. Иначе, оставшись без военной добычи, они просто-напросто тебя же поднимут на копья.

— Дело даже не в том, сможем ли мы получить свободу или нет, — продолжил Рузбех. — В Согдиане слишком много купцов и слишком много золота. И не думаю, что Хинд, Чин [10] или Иран оставят нас без своего внимания. А бороться ещё и с ними мы уж точно не сможем. Одно дело захватить власть, устроив заговор, и совсем другое — удержать её, управлять государством, защищать его от чересчур жадных соседей. Наши люди умеют только пахать и торговать. Воителей в Согдиане нет.

— Приятно вести беседу с умными людьми, — уважительно заметил Маниах. — С тобой, Рузбех, спорить трудно. Я и в самом деле не собираюсь ни поднимать восстание, ни воевать с хайтальцами. Я просто хочу найти такого правителя для Согдианы, с которым будет лучше жить, проще договариваться, безопаснее водить караваны и благодар которому будет процветать наша с вами торговля. Ведь Хайтал не только нам встал поперёк горла.

— Я согласен, что Иран уже давно мечтает об уничтожении Хайтала, — вступил в беседу Мехран. — Ежегодная дань уже давно висит тяжким грузом на его казне. Кесра Нушинраван сейчас укрепил свой трон и заключил очередной вечный мир с Румом. У него мощная и хорошо обученная армия. Я полагаю, что если ему поможет Йездан, то он сможет разгромить Гатфара. А затем вслед за его армией из Тайсафуна, Нисибина, Рея, Истахра сюда приедут иранские купцы. Я глубоко сомневаюсь, что после своей победы Кесра будет оказывать покровительство нам, а не им.

— Ты удивительно мудр, почтенный Мехран! — изобразил восхищение Маниах. — Да продлит Йездан твои годы. Однако я не собираюсь искать покровительства в Иране. Причём именно по тем причинам, о которых ты сказал.

— Ну знаешь, — вскочил с места Ферхад, — если уж на то пошло, то властитель Хинда ничем не лучше! Мало того, что он разрушит нашу торговлю руками своих купцов, так ведь случись что, он даже не сможет нас защитить от того же Ирана. Поди же ты, проведи войска через горы. Полгода будешь идти, пол-армии потеряешь в горах. Да только всё равно будет уже поздно. Города пожгут, посевы потопчут, сады вырубят, каналы замусорят, а людей уведут в плен. Хорош покровитель, нечего сказать!

— Не горячись ты так, Ферхад, побереги своё драгоценное здоровье. Хиндский правитель меня тоже не привлекает.

— А кому же ещё ты хочешь вверить державу? Йездану? Он, конечно, самый надёжный защитник, но боюсь, что он очень далёк от нас.

— Друзья мои, — с гордой улыбкой ответил Маниах, — вы совсем забыли о владыке Чина…

— Да ты с ума сошёл, Маниах! — воскликнул Рузбех. — Ты хочешь отдать страну на поругание этим степным разбойникам. Они же здесь камня на камне не оставят. По мне уж лучше Иран, чем это ахриманово племя!

— Я тоже думаю, — согласился с ним Нестур, — что это не самая лучшая твоя идея, Маниах. Неужели ты полагаешь, что шайка немытых пастухов сможет разгромить хайтальскую армию. В своё время даже Ирану такое оказалось не под силу.

— Не знаю как было раньше, — парировал Маниах возражение Нестура, а в настоящее время Чин имеет самую мощную в мире латную конницу. В их стране обнаружились большие запасы превосходного железа, которое они хорошо научились обрабатывать. Кроме этого, Чин во все времена славился прекрасными боевыми конями. Их воины с детства обучены на скаку стрелять из луков. К тому же их вожди — это замечательные полководцы. Перед стальным натиском их кавалерии рассыпалась в прах армия Поднебесной. А ты говоришь «шайка пастухов»…

— Ну хорошо, — согласился Нестур, — допустим Чин сможет уничтожить хайтальскую армию также легко, как и армию имперцев. Но ведь ты сам только что говорил, что хочешь не сколько избавиться от хайтальского господства, сколько найти для Согдианы надёжного покровителя. Почему ты думаешь, что они всегда будут нас защищать? На мой взгляд, чинцы просто разграбят города, оставят после себя руины и пепел и вернутся обратно в свои степи. А вот иранцы, если принять их руку, уж точно отсюда никуда не уйдут.

— Признаюсь вам, почтеннейшие, что я не сразу пришёл к этой мысли. Изначально я тоже думал, что Иран будет меньшим злом, чем Хайтал или даже Хинд. Однако вы совершенно верно указали все слабые места этого плана. Но размышляя о чинском хакане, я вспомнил об одной книге, которую в молодости привёз из Поднебесной империи. Там рассказывалась одна легенда о Чине, Согдиане и Поднебесной империи. Целый месяц я потратил на поиски этого дастана, но мои усилия, хвала Йездану, были вознаграждены. Прочитав его несколько раз и обдумав сегодняшнюю ситуацию в мире, я окончательно поверил в то, что только Чин сможет дать защиту и покровительство, свободу и богатство.

— Сомневаюсь я в этом, — недовольно пробурчал Рузбех. — Принимать такие решения на основе древних сказок… Что же такого хорошего ты смог найти в древней легенде?

— В сказках для малых детей ещё и не такие чудеса можно вычитать, — с насмешкой вымолвил Нестур. — Мы же не верим, например, что люди летают, хотя в данной ситуации это было бы нам очень кстати.

— Не ворчите, друзья, — перебил их Мехран, — пусть Маниах расскажет, а уж мы потом будем решать: верить ему или нет. Тем более что я, кажется, догадываюсь о чём пойдет речь.

Отпив из чаши немного вина, Маниах достал из кармана халата старый и очень ветхий свиток и начал читать.

— Это случилось тысячу лет назад, может больше, а может меньше [11] . Точно никто не знает. Было у одного чинского хакана Туман два сына. Старший был волевой, храбрый, сильный и отважный, но отец его не любил. Он мечтал отдать свой престол младшему, который родилс от любимой наложницы. Для того чтобы погубить старшего сына, говорят, его звали Модэ, он заключил мир с правителями Согдианы. В залог мира Тумань оставил им своего старшего сына. Спустя некоторое врем он совершил набег на Согдиану. Топтал посевы, рубил сады, угонял скот, грабил людей, жёг города. Он стремился причинить как можно больше разорения, надеясь на то, что согдийцы убьют Модэ. Но хакан сильно недооценил своего сына. Едва до Модэ дошла весть о нападении, он сразу понял коварный замысел своего отца. Не дожидаясь казни, он совершил побег. Справедливо полагая, что жизнь рядом с таким отцом — это жизнь рядом со смертью, Модэ с отрядом своих сторонников кочевал отдельно. Времени он даром не терял. Из обычных кочевников он делал обученную и дисциплинированную армию.

Завёл Модэ у себя такой обычай. Если он пускал куда-либо стрелу, то все воины были обязаны стрелять в ту же сторону. Однажды царевич выпустил стрелу в своего прекрасного боевого коня. Всем, кто не стал стрелять, отрубили головы. В другой раз он выпустил стрелу в свою красавицу-жену. И в этот раз всем, кто пожалел беззащитную очаровательную девушку, отрубили головы. Укрепив подобным образом дисциплину, Модэ со своим отрядом явился в ставку своего отца. Воздал ему должные приветствия и выстрелил в него из своего лука. В этот раз желающих расстаться с головой не нашлось и хакан мгновенно превратилс в ежа; так его утыкали стрелы. В ставке хакана возникло замешательство, воспользовавшись которым Модэ убил своего брата и свою мачеху. После этого старейшины избрали его своим хаканом, надеясь, что такой доблестный и решительный муж сможет прославить Чинское царство.

Узнав о возникшей среди чинцев междоусобице, хакан соседней державы решил ею воспользоваться. Он явился к Модэ и потребовал в обмен на мир его прекрасную молодую жену и великолепного боевого коня. Старейшины сказали, что нельзя так унижаться, и хотели отказать. Но Модэ ответил, что женщина и конь — это слишком мала плата за мир, который очень дорог, и отдал и то, и другое. В другой раз тот же хакан снова приехал в ставку Модэ и потребовал в обмен на мир уступить участок пустынной земли, совершенно непригодной для скотоводства и почти необитаемой. Старейшины сказали, что ради столь неудобной земли не стоит затевать спор. На это Модэ ответил, что земля — это основание державы, и отдавать её нельзя ни в коем случае. Всем, кто советовал уступить землю, он отрубил головы, а после этого начал войну с соседним хаканом. Нападение было внезапным и стремительным. Соседняя держава была разгромлена, а вся её территория, скот и имущество достались победителям.

Случилось ему организовать поход против Поднебесной империи. Разгромил её армию, захватил много земли, скота, пленных, множество всяких богатств и шёлковых тканей. Хотел Модэ оставить эту землю себе и перевести сюда своё племя. Однако его жена сказала ему: «Посмотри на эту землю. Здесь течёт могучая река, которая каждый год угрожает затопить всё вокруг. Защищаясь от неё, надо постоянно строить дамбы. Здесь люди всю жизнь копали землю, чтобы вырастить рис и просо. Здесь нет солнечных пастбищ для наших коней, а есть лишь сырая трава, которую они не смогут есть. Переселившись на эти земли, мы не сможем на них жить. Собирай каждый год дань с Поднебесной империи, но отдай им их земли. Возвращайся в родные степи. Там ты найдёшь славу себе и своему народу. Здесь нас всех ждёт только смерть».

Так гласит легенда, — закончил Маниах. — Внешне всё это очень похоже на сказку, но в ней есть большой скрытый смысл.

— Всё это так, — присоединился к спору Ферхад. — Но ведь Хайтал тоже в некотором роде нас защищает. Правда, от этой защиты мы скоро пойдём по миру. Ты думаешь, что чинскому хакану и его приближённым чужда роскошь. С чего ты взял, что чинское ярмо будет легче хайтальского?

— Во-первых, вспомните историю. Хайтальцы пришли в Согдиану, не имея за душой ничего, кроме своего оружия. Всё, что они имеют сейчас, было в своё время добыто ими путём грабежа и разбоя. Чин — это богатая держава. Они сами добывают железо, куют оружие и доспехи, выращивают коней и пасут скот. Им совершенно незачем грабить своих подданных. Во-вторых, разгромив Хайтал и получив от нас заверени в покорности, чинцы уйдут обратно за Гользариюн [12] , в свои степи. Ведь что такое земля Согдианы: это горы, пески и редкие оазисы. Здесь им негде пасти свои стада, да и в городах они не живут. Наше подчинение будет чисто номинальным, и никто не помешает нам устроить здесь такие порядки, какие мы сочтём нужными. Наконец, из Поднебесной империи Чин получает огромное количество шёлковых тканей, которые не знают куда девать. У них все юрты буквально увешены шёлком, а торговать чинцы совсем не умеют. Если мы примем их руку, то они будут продавать его нам по доступной цене. Нам не придётся больше ходить за ним прямо в Поднебесную. Шёлка будет больше, дороги станут короче и безопаснее, а Согдиана наполнится золотом, которое достанется нам с вами.

Закончив свою пламенную речь, Маниах победно оглядел присутствующих. Все гости молчали. План был безупречен и возразить было нечего. Первым овладел собой рассудительный Рузбех:

— Замысел очень неплох, Маниах. Я готов тебя  поддержать и во всём оказывать содействие. Но с чего ты решил, что Чин, дела которого идут так хорошо, будет воевать с Хайталом?

— Видишь ли, Рузбех, первый шаг к войне Чин сделал тогда, когда уничтожил эту ахриманову орду жужаней. Страшно вспомнить, сколько караванов разграбило это разбойничье племя. А ведь хайтальцы были с ними в союзе. Надеюсь, ты знаешь старую мудрую истину: друг моего врага — мой враг.

— Насколько я знаю, — вступил в разговор Мехран, — хакану Чина сейчас совсем не до войны с Хайталом. Он недавно предпринял поход против своих отложившихся подданных. Сколько времени они будут гоняться друг за другом по степи, не знает никто.

— Твоя осведомлённость в мировых дела, Мехран, меня просто восхищает, — уважительно заметил Маниах. — Ты, наверное, даже не представляешь, как этот поход играет нам на руку. Сейчас для чинского хакана самое время заключить союз с Ираном. Ведь только Иран сможет закрыть для отложившихся от Чина вархонитов проходы через Эльборз [13] . После этого мтежники будут зажаты с двух сторон и уничтожены.

— Допустим, а что это даст нам?

— Как что! Союз Чина и Ирана запросто уничтожит хайтальскую державу. Чинцы сильны в полевых сражениях, но не умеют брать укрепленные города. А вот иранцы, напротив, делают это очень хорошо. Помните, как Кесра Нушинраван взял неприступную Антакие [14] в Руме и едва не овладел Эдессой.

— Чин и Иран давно ведут переговоры, — возразил Рузбех. — Однако они могут обмениваться посольствами ещё семь лет. А за это время Гатфар с Катульфом снимут с нас семь шкур.

— Если вдруг Гатфар уничтожит чинское посольство, — хитро улыбнулся Маниах, — то я полагаю, что война будет объявлена сразу…

— А с чего ты взял, что хакан в ближайшее врем отправит в Иран послов?

— А вот об этом мы и должны сейчас побеспокоиться. Надо отправиться в ставку хакана, заверить его в своей преданности, ублажить подарками его и всех его приближённых. Обрисовать все выгоды от союза с Ираном, падения Хайтала и завоевания Согдианы. И, самое главное, уговорить отправить в Иран посольство для заключения военного союза.

— А потом ты хочешь своими руками убить послов! — до Ферхада стал доходить истинный смысл замысла Маниаха.

— Зачем своими руками? Вечно тебя, Ферхад, тянет на крайние меры. Грязные дела лучше делать чужими руками. Пусть уж Гатфар с Катульфом таскают каштаны из огня.

— Но как ты собираешься убедить Гатфара или Катульфа уничтожить посольство. Ведь никого из нас даже близко к дворцу не пустят. А уж разговаривать с нами…

В народе говорят: где Ахриман сам не справится, туда женщину пошлёт.

Женщину? — недовольно пробурчал Ферхад.

— Да, есть у меня одна невольница, которая обладает целым рядом достоинств. Во-первых, она удивительна стройна и прекрасна, во-вторых, в Поднебесной империи она была обучена искусству любви, в-третьих, она целый год провела в плену у чинцев и ненавидит их лютой ненавистью. И, наконец, она достаточно умна и сообразительна. Я собираюсь на днях подарить её Катульфу. Не сомневаюсь, что через три месяца он будет готов выполнить любой её каприз. В том числе и якобы невинное желание убить всех чинцев, которых она жутко боится.

— Это ты здорово придумал, Маниах! — восхитилс Нестур. — Знаешь, чем пронять этого пройдоху Катульфа. У нас в Чаче только ленивый не обсуждает на базаре его сладострастие и падкость на женщин. А когда Хайтал будет разгромлен, ты заберёшь её обратно. Вот это я понимаю — хитрость!

— Да уж, не без этого, — с гордостью произнёс Маниах. — На том и стоим.

— Женщина — это совсем неплохо, — уважительно кивнул Мехран. — Но, на мой взгляд, этого будет недостаточно. Было бы совсем не лишним, если бы об «ужасных чинцах» Гатфар слышал из всех углов дворца. Так всё же надёжнее. У меня есть некоторые связи во дворце, а уж про тебя, Маниах, я и вовсе молчу… Много говорить не надо. Достаточно пустить слух о коварных планах хакана и иранского владыки. Остальное молва сделает лучше нас.

— С тобой удивительно приятно иметь дело, Мехран. Ты всё понимаешь с полуслова. Я молчал об этом только потому, что считал подобную затею само собой разумеющимся делом.

— А когда ты собираешься ехать в Чин? — спросил Рузбех Маниаха.

— Мобеды сказали мне, что самое лучшее врем дл этого дела — это месц Хордад [15] , со дня Аштад по день Анагран. Я полагаю, что вы, уважаемые, лучше знаете свои товары, и вы сможете отобрать из них подарки достойные хакана. Кроме этого, я думаю, что на это дело нам потребуется порядка пяти тысяч динаров. Мы здесь с вами люди далеко не бедные, и от тысячи динаров, отданных на благое дело, по миру не пойдём. Ну, а организовать совместными усилиями караван — это для нас вообще пара пустяков.

— Тысяча динаров — это, по-моему, всё же дороговато, — заворчал Ферхад. — На мой взгляд, шести сотен хватило бы за глаза. Уж не собрался ли ты осыпать хакана алмазами.

— Ну, алмазами мы будем осыпать его только после разгрома Хайтала. Но ты забыл, почтенный Ферхад, что для каравана нужны не просто лошади, а самые лучшие в Согдиане скакуны, притом украшенные шёлковыми попонами. Нужна не просто охрана, а отборна дружина. Её надо не просто вооружить чем попало, а снабдить чинскими шеломами, румийскими кольчугами, гилянскими щитами, хиндскими клинками и чачийскими луками. Слуги тоже должны быть одеты в дорогие халаты. Да и подарки хакану надо подобрать не просто богатые, а более чем достойные такого замечательного правителя. Мы должны предстать перед ним в качестве очень богатых поданных, чтобы нас было выгодно завоевать. А подобный маскарад стоит денег, — нравоучительно выговорил Ферхаду Маниах. — Не переживай, если Йездан будет на нашей стороне, и наш план удастся, то ты с лихвой окупишь свои динары.

«Продаётся Согдиана, — усмехнулся про себя Мехран. — Платите деньги и берите, кому что нравится…»

Вся атмосфера интриги, заговора, тайны как-то незаметно улетучилась. Шла обычная торговая сделка. Просто её размер был уж слишком велик. Маниах с Нестуром принялись обсуждать какие-то детали, а Ферхад с Рузбехом прикидывали перечень первоочередных расходов на подготовку каравана.

«Пахнет золотом, — подумал Мехран, — большим количеством золота… И ещё кровью… И ещё неизвестно чего будет больше».